Золотая Орда

Новый 1991 год Ордынка отметила огромным сборищем друзей и знакомых Кролика. Телевизора в квартире не было, поэтому ничто не мешало справлять веселье так, как следовало. Впервые появился Ёж - легкий после тяжелой болезни, словно пар над горшком, но живой в достаточной степени, чтобы пить шампанское. Всех не упомнить, кто приходил в эти буйные новогодние дни.

Тогда же Мамонт познакомился в Литинституте у Андрея Битова и задружился с Русланом Надреевым - писателем и даже почти издателем. С подачи Надреева на Ордынке появился некий чудаковатый художник откуда-то из Чебоксар. Он прожил у нас с неделю, ужасно дичась ордынцев, которые приходили посмотреть на его картины. (Картины были хорошие.)

После скоропостижного отъезда Боба Киевского, его соратники продолжали появляться у нас, а Снежок со своей подружкой Татьяной одно время жил на Ордынке, пока на нашел где-то пристанище поспокойнее. Вообще-то мы вполне намеренно старались держать гостиную свободной - и если вписывали там людей, то сразу оговаривали примерные сроки их жизни у нас, так как были и другие соискатели, которые могли получить крышу над головой, а мы - новых и полезных друзей. Такого рода "ротация" и "свежая кровь" очень нужна всем замкнутым общинам - а Ордынка несомненно являлась общиной, почти коммуной в самом правильном смысле этого слова...
По этим же причинам мы приветствовали появление людей, кто занимался чем-то настоящим и конкретным и мог научить этому других.

Так появилась Инна Юрьевна - она же Инка - певица и преподаватель русского фольклора. С зимы 1991 на Ордынке регулярно происходили занятия "фолков" - группы, которую вела Инна. Из ордынцев там фигурировали Бут и Мышь, а прочие иногда забредали - послушать и даже поучаствовать.

Таким же образом на Ордынке приветили Пыхалова, который вел что-то вроде группы боевых искусств "Собор". Пых с учениками уединялся в гостиной и разучивал всякие каратисткие хуки с псевдославянскими названиями.

Ближе к весне Мамонт решил окончательно оставить родной МИИГАиК, особенно после известия о том, что ни одно научное судно Минрыбхоза в этом году в море не выйдет по причине отсутствия денег и желания. Эпоха удовлетворения любопытства за счет государства завершилась, и новой эпохе не нужны были специалисты по дистанционному зондированию океанских природных ресурсов из космоса. Эта новая эпоха и сама не знала, что ей нужно. Ей даже денег было не нужно - никто не знал, сколько стоят деревянные бумажки рублей, а зеленые доллары еще мало кто видел живьем. В магазинах иногда были продукты, а на улицах - автобусы, но ветер перемен - он дул сильно и постоянно, и все мы жили под этим ветром, и никаких планов ни у кого не было, потому что старый мир, известный нам из детства, распадался на глазах. Брод через великую реку был особенно благоприятен, и вся чудовищная держава стояла над этим бродом год и два, пока не устала стоять над водой, и не поворотила обратно в стойло. Но вот беда - стойло за то время успели разобрать на детали, а детали нахально сперли и продали каким-то шустрым киприотам. Вот и стоит страна с той поры в чистом поле, и только горестно ревет, и не ведает - куда и зачем податься...

Он приехал из Киргизии поступать в МИИГАиК и стал работать с Бутом на участке. После его приезда Бут почти сразу укатил на летнюю практику, и Руст поселился в его комнате. Руст оказался самым долгим насельником Замоскворечья, поскольку работает дворником по сию пору (т.е. уже 9 лет). В православие его занесло несколько позже, а в тогда он принимал йогические холодные ванны, отчего регулярно простужался.
К тому времени Белинский совсем исчез с горизонта (участковый говорил, что его где-то убили по пьяному делу, что весьма симптоматично). Поэтому угловая комната, забитая разным хламом, была очищена дружными усилиями Панфилова, Пыхалова и еще кого-то, кто попал в случай, и гостиная фактически переместилась туда, хотя формально комната считалась комнатой Панфилова. Это было самое разрушенное помещение во всей квартире, в потолке зияла дыра на чердак, паркет частично утратился и покрылся неведомыми культурными отложениями, поэтому для приведения комнаты к знаменитому панфиловскому стилю потребовалось немного времени. Дизайн Панфилова состоял преимущественно в использовании предметов не по назначению: люстра была сделана из стульев, пепельница - из печных изразцов, топчан вообще бог знает из чего и всегда немного падал...Но тем не менее комната имела Стиль и даже определенный богемный шарм. К тому же из окна открывался чудный вид на Кадаши...

Весной Мамонт работал у Надреева в его "виртуальном" издательстве. Издательство состояло из рукописей Руслана и некоторого количества денег, которые зарабатывала его энергичная супруга Мила Вишневская. Издательская деятельность заключалась в том, что Руслан лежал дома со сломанной ногой и звонил по телефону, а Мамонт бегал по его многочисленным знакомым и переносил с места на места разные бумаги. Несколько книг были совсем готовы к печати. Особенно запомнился совместный сборник Надреева и малоизвестного тогда Владимира Сорокина "Памятник-путеводитель". На Ордынке рукопись читали, Надреева хвалили, а Сорокина сразу обозвали "говноедом". Мамонт познакомился с Сорокиным, когда передавал ему очередные бумажки. "Говноед" оказался исключительно приятным и живописным молодым человеком в широкополой шляпе. Совершенно непонятно было, для чего ему писать столь неаппетитные рассказы. Впрочем, ни одну книгу "издательство" так и не напечатало.

Надрееву Ордынка обязана появлением временного, но очень "живучего" обитателя по фамилии Запорожец. Руслан рекомендовал его в качестве дворника на место Михина, так как Михин уезжал на летнюю практику. Запорожец поселился в бывшей гостиной, где в то время уже обитала Рита Гаврилюк. Некоторое время они сосуществовали в разных углах и постоянно ссорились, но в итоге Запорожец победил - и остался в комнате один. Ордынцы отчего-то сразу невзлюбили Запорожца и прозвали его комнату "гаражом".

Запорожец иногда ездил на слеты КСП, и с одного из слетов привел Большую Женщину. Ее звали Надя, она работала библиотекарем и отличалась исключительным простодушием и добротой. Но даже вся широта ее души и тела оказалась недостаточна для того, чтобы ужиться с Запорожцем.

Лето 1991 года было очень жарким и спокойным. На Ордынке царило глубокое затишье. Бут и Михин уехали на практику, Мамонт стучал по ночам на машинке, а днем читал толстые учебники, так как решил поступать в Литинститут. Руст так же готовился к экзаменам - в МИИГАиК. Мышь занимался непонятно чем. Запорожец добросовестно ходил на участок махать метлой, но это получалось у него весьма приблизительно.
Лето в центре Москвы чем-то напоминает зиму в деревне. Непривычному человеку городская пыльная жара может показаться невыносимой, но аборигены находят в таком существовании свой интерес. В ту пору всеобщая безумная бизнес-лихорадка еще не началась, летом центр города пустел необычайно, даже в будни машин и людей становилось заметно меньше. Жизнь сдвигалась к ночи,- ночью было прохладно и совсем тихо. По ночам пили чай, говорили обо всем, гуляли по темным окрестностям. В выходные традиционно ездили на Тишинку и ходили пить кофе в "Шкуру".

Появился Дима Курбатов - еще один флотский сослуживец Мамонта. Он заканчивал Тверской университет и опекал группу студентов из Англии, приехавшую в Тверь изучать русский язык in nature... Курбатов привез с собой трех-четырех англичан, жаждавших вкусить московской экзотики. И они ее вкусили!- знатный москвовед Шаров бегом гонял их по центру Москвы, извергая из себя столько исторической информации, что переводчики (Курбатов и примкнувший Жестокий) не успевали переводить и половины. Через пять часов марафонско-мозгового штурма англичане совсем обалдели, проголодались и повели всех обедать в Пиццу-Хат. О, это было серьезное впечатление для ордынцев ( напомню, шел 1992 год, еще только Макдональдс на Пушке достроили)...

Однажды на Ордынку пришел Клепа в белом халате - на первых курсах он учился вместе с Бутом и Мамонтом, а после армии занялся разными коммерческими проектами, чаще неудачными, чем опасными. На тот момент он открыл магазинчик в Демидовских подвалах на Ордынке и продавал разное утиль-сырье из Европы под видом "сэконд-хэнда". С собой Клепа привел юную деву с сумасшедшими глазами и странным прибалтийско-украинским акцентом.

Это была Верба - племянница Клепиного бухгалтера. Мамонт поил их чаем до глубокой ночи, пока Клепа не решил, что ехать домой уже поздно. Он запахнулся в сэконд-халат и ушел спать к себе в подвал. Тем временем появился Шаров и призвал ордынцев к любованию восходом луны. Мамонт взял чайник с чаем и они полезли на крышу.

На крыше Мамонт, Верба и Шаров просидели до утра, допили весь чай, но Луна никак не хотела всходить над горизонтом. Уже ближе к рассвету они обнаружили хилый серп на противоположной стороне неба. А там, где было зарево, происходил праздник газеты "Московский Комсомолец" в Лужниках.
Так на Ордынке появилась Верба - к вящему украшению и оживлению нашей дворницкой обители. Она скоро сдружилась с Пинчиком и Сметкиной и стала регулярно появляться у нас.

Как-то жарким июльским утром Мамонт застал на кухне незнакомую девицу, которая жарила кабачки (а кабачки Мамонт терпеть не мог). Девица была одета (точнее: раздета) в какие-то неописуемые шорты и драную майку, а Мамонта приветствовала, как старого и очень близкого друга. Мамонт пошел к Мышу и спросил: "Что это??" Мышь объяснил, что это Алиса, и она будет работать на участке Бута, так как Руст собрался съездить домой в Киргизию.

Впоследствии Мамонт привык к Алисе, но относился к ней осторожно. Мышь - так вообще побаивался ее, помятуя известный Алисин принцип "С места - взасос", что было сущей правдой, учитывая ее выдающиеся формы и любвеобилие.

В комнате отсутствующего Михина иногда ночевали разные Михинские друзья и знакомые. Одно время там плотно прижился некто Борис Михайлович. До сих пор неясно, кто был этот человек: сильно обрусевший суфий, глубоко законспирированный шпион, мастер фотографии, директор Радиобиржи, секретный физик или просто слегка спятивший чудак. На все вопросы БМ отвечал фразами типа: "Главное - не бздеть" или "Запад нам поможет, и помощь уже на подходе..." БМ был немолод годами, обширен и могуч телом и бородой. О себе он сообщал однозначно только то, что его прадед был почетным гражданином города Москвы и купцом 1 гильдии. По ночам в жару БМ не спал, а ходил по кухне в семейных трусах, много курил и пил очень крепкий чай.

   Утром 19 августа Мамонт отправился сдавать первый экзамен в Литинститут. На лестнице он уловил замогильный левитановский голос диктора из-за двери соседской квартиры. Диктор читал обращение ГКЧП к советскому народу. Однако Мамонт все же поехал в институт.
   В Лите царило особое оживление. Студенты и абитуриенты обсуждали вопросы конспирации и скорого ухода во внутреннюю эмиграцию. Было ясно, что многие из них почувствовали сильное облегчение. Это был возврат к тому, что они знали всегда - к искусству фиги в кармане (смысл сов.литературы состоял именно в этом). Одна из тем сочинения была: "Реквием" Ахматовой. Среди экзамена вошел преподаватель и стал стирать тему с доски. Аудитория затаила дыхание. Препод спиной почувствовал всеобщее напряжение, повернулся, развел руками и сказал:" Нет-нет, это пока еще не то, что вы подумали..." И написал тему заново, исправив слово "реквием" с русского на латиницу.
   Примерно такое напряжение было по всей Москве. Ничего не происходило, разве милиции стало больше, а народу меньше. А может, так казалось. Это было первое после игрушечной совковой жизни НАСТОЯЩЕЕ событие. Впервые сов.люди догадались, что никто ничем не управляет в этой стране, поэтому здесь может случиться все что угодно. Потому так дрожал, а потом так напился тов.Янаев - он тоже впервые об этом догадался. Он вскрыл дверь на капитанский мостик, но никакого штурвала там не обнаружил... А Ельцин - он догадался об этом раньше, поэтому сидел себе в Белом Доме спокойно. Туда приезжали со всей Москвы самые лучшие люди: это был отбор не бойцов, а КСПэшников и хиппарей. Шестидесятники приходили туда, потому что думали, что их время пришло, а они прозевали его приход на своих хрущевских кухнях. "Семидесятники" уже ничего не думали о времени и Хрущеве - у них остался один "героический пессимизм" в чистом виде. Они все знали, что их скоро обманут и никакой надежды нет,- но приезжали со всех сторон, ставили палатки на газонах и сооружали бутафорские картонные баррикады. Так воспитали их Партия и Самиздат - два фантомных монстра из разноцветного тумана...

   Вечером 20 августа к Белому Дому с Ордынки уехали Еж и Шаров. И еще какие-то люди уезжали туда, даже Запорожец за ними увязался. К ночи остались только Мышь и Мамонт, а так же Марьяна и Алиса. Мамонт валялся на топчане, читал толстый том "Истории Древнего Рима" и заявлял, что никуда не поедет, и никакого Ельцина от его же сиамских братьев спасать не будет. Алиса, напротив, рвалась в бой за демократию и собиралась пешком идти в редакцию "Независимой Газеты", где в то время работала. На Ордынке не было ни телевизора, ни радио, но Мышь приволок откуда-то с чердака старый громадный приемник. Прибор сильно хрипел, но кое-что можно было разобрать: то партизаны отбили избушку лесника, то немцы вытеснили их оттуда... Ближе к утру Алиса ускользнула-таки с Ордынки, и увела с собой Марьяну. Мышу и Мамонту ничего не оставалось, как тоже собраться и ехать к Белому Дому.
   Метро только что открылось, и внизу было то же что наверху - сонно и тихо. Только на станции Баррикадная проявились признаки смуты: менты с матюгальником. От метро в сторону Белого Дома шла нескончаемая вереница людей в КСПэшных штормовках с рюкзаками и гитарами. Было ощущение, что там устроили большой "Разгуляй" с войсками и пожарными машинами. К тому времени ожидание штурма сменилось предчувствием победы добра над темными силами зла. Поэтому ночные оборонщики расползались по палаткам и пили чай. Характерно, что среди всей толпы не было ни одного пьяного. Пьяные (и еще пока не пьяные) гопники появились позже - часам к 12, когда стало точно известно, что никакого штурма не будет.
   На баррикадах Мамонт и Мышь встретили множество знакомых людей, а еще большее количество показалось им знакомыми из-за типичности бородатых физиономий. Да и сами Мамонт и Мышь обладали примерно такими же физиономиями, поэтому они решили, что попали домой... Мышь так расслабился, что изрядно уменьшил продовольственные запасы российского правительства - еду и горячий чай раздавали всем желающим, и Мышь не упустил случая подкрепиться...
   ...Через площадь быстро проследовал Руцкой в красивом темном костюме. Ельцин появился на балконе и сделал ручкой. Народ жевал бутерброды и делал ручками Ельцину. Какие-то юные подвижники старательно откручивали антенну от БТРа. Народ гонял их со словами: "Это же наши, российские войска". Слово "Россия" звучало гордо и необычно. На обратном пути, на Пятницкой в знакомой кофейне бармен налил по чашечке кофе за счет заведения, распознав в нас "защитников Белого Дома"...

В сентябре вернулся Михин, а за ним Бут. Запорожец был отставлен от дел, и скоро покинул Ордынку, а в гостиную перебрался Руст.
Осенью Мамонт играл в группе "Иваново" бас и виолончель. "Иваново" не имело никакого отношения к одноименному городу, а "Иванушки-интернешнл" еще писали в те годы в пеленки и тоже не имели к этому отношения. Музицирование происходило вдали от Ордынки и почти не отразилось на ее жизни, исключая концерт группы в ДК медиков на Б.Никитской (где теперь бар "Гвозди"). На этом концерте присутствовали практически все ордынцы, которых Мамонт провел через служебный вход.

Почти в день концерта у Бута родился потомок по имени Даниил. Потомок явился на свет в ванной на Ордынке. К такому случаю ванну слегка подремонтировали и в самых сомнительных местах затянули черным полиэтиленом, отчего она стала похожа на фотолабораторию. Характерно, что ВСЕ дети, родившиеся у ордынцев с той поры, появились точно таким образом, т.е. в воде. Теория и практика водных родов была занесена на Ордынку Юлей Постновой. Интересно, что Постнову познакомил с Бутами никто иной, как закоренелый холостяк Шаров.

В ноябре образовалась Ордынка-2 - в соседнем доме в трехкомнатной квартире, где сохранился законный жилец - Евгений Дмитриевич. У Митрича были проблемы с головой, поэтому по соображениям безопасности (чтобы чего-нибудь не спалил...) к нему подселили двух новых дворников - Диму и Володю. Мы сразу познакомились и задружились с ними.

Дима недолго работал дворником, и к зиме уже исчез, оставив нам в наследство Клюшку, которую он вывез откуда-то из Азии.

Вообще-то она была Света, но так настойчиво называла всех знакомых "клюшками", что скоро словечко прилипло к ней самой - и навсегда.

Володя подвизался клавишником в группе "Лысые люди". Группу возглавлял некто Монахов - колоритнейшая фигура. Он захаживал в гости на Ордынку, а на Ордынке-2 так запугал Митрича, что тот прятался в комнате, как только слышал раскаты монаховского баса внизу на лестнице. Володя потом жил в соседней квартире, на одной площадке с Ордынкой. Это было очень странное место, с большим количеством пустых бутылок..

После Диминого исчезновения мы приложили некоторые дипломатические усилия для захвата освободившейся квартиры и заселили туда Авилова со Спиридоновым. Так как Клюшку девать было решительно некуда, для нее Авилов гуманно соорудил "одноместную самолетную каюту" в аппендиксе возле кухни. Очень правильная получилась келья - двухэтажная, с окном в подворотню.